Нельзя объяснить или понять. Нельзя, потому что невозможно, а, не имея возможности, мы не можем научиться. Научиться быть прощённым и прощать других. И неизвестно, кого ненавидеть по-настоящему, а кого считать лучшими друзьями. Нет друзей, пока нет врагов, потому что не может быть, когда все - враги. Потому что есть те, у кого те же враги, а, значит, вы становитесь друзьями. Просто друзьями или друзьями по разные стороны баррикад.
Нельзя почувствовать или узнать. Нельзя, потому что бессмысленно, а, не имея смысл, мы не можем жить. Жить, понимая и будучи понятым. И неизвестно, кого слушать, а кому - не доверять. Нет загадки, пока нет тайн, потому что загадки не может быть как таковой без неисследованного.
- Непокорный!
И если будет возможность, то, конечно же, мы ею воспользуемся. А если нет - то не будем искать, хоть и будем изображать эту глупую тревогу. А без тревоги никак - иначе нас посчитают чёрствыми и равнодушными. А, значит, будут презирать и не доверять. Но тогда вопрос решится сам по себе - кому верить, а кому нет... Мелькают чёрно-белые воспоминания, сопровождающиеся не лучшим озвучиванием, хоть и порой нам на помощь приходят коряво написанные субтитры.
- Давай, все ждут.
Ожидание - не лучшее дело. Нет, скорее уж не так, лучше сказать - не самое благородное дело, а, если ещё более конкретно - то и вообще не благодарное. Ты будешь ждать, пока тебя не испепелит солнце, пока кости не сотрутся в пыль, а память - в осколки на дне океана Жизни. И эта судьба нас всех - быть забытым однажды. Всеми теми, кого и так не станет. Когда-нибудь, но обязательно не станет. Отложу ручку и, поднявшись из-за стола, направляюсь в сторону Гостиной.
- Ну, наконец-то!
Укор - самое лёгкое дело. Намного легче сказать "фу", чем "ах", потому в этом нет ничего удивительного, что даже в самых отъявленных добродетелях порой просыпается недвусмысленное злорадство, которое они умело скрывают под очередной запальной речью о том, что нужно победить зло и тому подобное. И это злорадство над теми, кому суждено проиграть и быть осуждённым народом, кому суждено сгореть на костре или быть казнённым иным способом. Усаживаюсь за стол.
- Через десять минут, ещё чуть-чуть!
И десять минут эти будут идти, словно десять часов долгой и нудной рутины. Десять минут до начала Нового года - нового отсчёта времени, но... не более. Для них - это волшебное и сказочное время, когда везде лишь радость и подарки, а уж тем более, когда ты сидишь здесь, в таком обществе, в таком месте, да и ещё по такому поводу... И кому-то действительно невтерпёж, что невольно заставляет выдавить кривую улыбку на кончиках губ.
- Восемь минут...
И восемь минут эти будут идти, словно минута до начала рассвета - такая же бесконечная и вечная, пока дымчатая пелена на горизонте не расступится перед огненным светилом Божества. И ведь прекрасно видно, как кто-то словно в напряжении сжимает стакан или вилку, как отражаются искры пламени камина в их глазах, как кто-то не сводит взгляда со старинных часов. Беспечно расправляю плечи и поудобнее усаживаюсь в кресле - я спокоен.
- Пять минут...
Поверчу в руках салфетку, а затем изучающим взглядом буду разглядывать потолок. Вот он - мой дом, новый, но который уже требует называть себя только "родным" и "самым дорогим на свете". А иначе здесь не заживёшь, потому что в этом месте всегда царила эта особенная атмосфера, этот причудливый уют, который поневоле тянул к себе и... заставлял вспоминать. Оставлю салфетку в покое и заставлю себя думать о том, как интересен узор на старинных часах.
- Три минуты...
Они все - одна семья, такая огромная, но такая безудержно дружная и крепко стоящая на ногах. И каждый - важен, и каждый - имеет своё мнение, которое может повлиять на результат, каким бы он ни был - хорошим или ужасным. И каждый считает это место - своим домом, всех других, проживающих здесь - своей семьёй, а всё, что происходит снаружи - всего лишь каким-то нереальным миром, который вовсе не существует и находится очень далеко, хоть и на самом деле всё абсолютно наоборот...
- Две минуты...
Теперь уже все смотрят на часы, полностью поглощённые их созерцанием. Всего лишь сто двадцать секунд - и начнётся новое время, и начнётся новый час. Вроде бы все и должны быть счастливыми, но разве это не означает, что праздник окончен, а, значит, пора возвращаться к обыденной жизни и покинуть до следующей поры это, казалось бы, священное место?..
- Одна минута.
Шестьдесят секунд. Прикрываю глаза, ведь не нужно обладать зрением, чтобы понять всеобщую взбудораженность. Пятьдесят секунд. Меньше минуты - и всё исчезнет. Нужно запомнить, запомнить раз и навсегда, как выглядит эта Гостиная, как выглядят все те, кто меня окружает, как они улыбаются и как хоть кто-то... счастлив. Тридцать секунд. Все тянут руки к стаканам. И, правда, пора уже. Кто-то косит на меня мимолётные взгляды, ведь я, в отличие от них, даже позы не поменял и глаза даже не открыл, да и выгляжу совершенно спокойным, почти что безмятежным. Двадцать секунд. Уже подняли все бокалы, готовые сделать торжественный тост, но никто уже на меня не смотрел - такие сосредоточенные и такие... верные.
- Десять секунд!
Это был судорожный шёпот. Все словно вцепились в свои бокалы. Девять секунд. Они оглядываются, кто-то делает резкие жесты и движения, но никто не разговаривает. Восемь секунд. Казалось бы, вроде выглядят страшно напряжёнными и выжидающими. Семь секунд. Но на самом деле все они рады. Шесть. Что они - здесь. Пять... Что они - все вместе.
Четыре секунды. Затаили дыхание. Три секунды...
Открываю глаза и тянусь к бокалу. Две секунды.
Дотягиваюсь и поднимаю его. Одна секунда.
Выпиваю до дна. Улыбаюсь.
...удар.