...О путник из холмов далёких,
Забудься сном на наших землях,
Среди равнин и рек глубоких
Легендам мудрых духов внемли.

Средь тишины холмов зелёных
В танце теней вальсируй с нами,
А мы прозрачными крылами
Наполним кубки мёдом клёнов,
Прильнём иссохшими устами
И вновь станцуем с миражами.

О путник! Дремли в вечном лете,
Стряхни оковы старой жизни,
Оставь её гореть на тризне,
Воспрянь, как феникс, на рассвете,
И заживи в чудесном крае,
Где нет забот и нет печалей.

Паркет с покрытием червлёным
Отстукивает время битвы,
Там, мир, на плиты поделённый,
Возносит к божеству молитвы.

И просят там жрецы Великих:
Пусть ниспошлют покой и славу,
И чтобы меньше смерти крики
Тревожили младых вассалов.

Стоят смиренно на коленях
И просят Чёрных истребить,
Твердя: "Бесчестное то племя;
Им обрубите жизни нить!"

Считают издревле в том крае:
"Судьбы решенье не оспорить,
Иль человек – созданье рая,
Иль он герой плохих историй.

И если ты с рожденья Чёрный,
Окрашен в мрачный антрацит,
То обречён изгоем быть,
В злодейский список занесённый".

Не глупо ль мир делить на части,
И отводить тем роли строго?
Ведь быть сугубо однозначным
В делах нельзя, и слава Богу!

Ведь даже в злобе уличённый
Бывает верным, чутким, смелым.
...И мир, на плиты поделённый,
Уже совсем не чёрно-белый.

Пустынные улицы – с запахом мая –
Заполнены утром голодной толпою.
А в клетке, в объятии злобной неволи,
Томится крестьянка, знахарка младая.

Глаза изумрудны печалью искрятся,
Вуалью испуга надёжно прикрыты,
Дрожащее тело – и ноги немыты:
Да разве такая свершит святотатство?

Сердитые взгляды, и шёпот, и крики:
"Чего вы стоите, костёр разводите!"
Сверкают на щёчке кровавые нити,
Вокруг – кровожадные адские лики.

Уже не проспект – то земная геенна
Огонь до небес, палач-дьявол и черти
Хохочут при виде мучительной смерти,
Не выбраться деве из жуткого плена!

Змеёю ползёт по суставам страданье,
Толпа лишь оскалила зубы в улыбке,
Им в радость ужасное зрелище пытки:
"Сжечь ведьму! Ведите её на закланье!"

В дыму очертанья звериные тают,
Покинув навеки сию Преисподню,
Душа улетает в обитель Господню,
И дева уже не "колдунья" – святая.