Холодно. Ветер, пронизанный неотвратимым приближением сезона Голых Деревьев, кажется, пахнет чьими-то непролитыми слезами и ерошит не только шерсть, но и мысли в голове, - мысли, которые снуют в темных дебрях сознания быстро и бестолково, точно насмерть перепуганные мыши. Иногда они или сталкиваются, и тогда сознание изумленно замирает, вновь и вновь прокручивая от начала до конца только их, или перепрыгивают одна через другую, и сознание паникует, отчаянно пытаясь уследить за ними и увязать между собой во что-то единое и логичное.
И в этот момент Голубичка, едва не падая в обморок, балансируя на грани, утыкается лбом в теплый полосатый бок и находит в этом единственно возможное спасение.
Холод и тепло. Огонь и лед. В их сочетании есть что-то дикое, невероятное, неправильное. И поэтому наказуемое. Наказуемое страшными бедами и даже смертью. Заранее обреченное на погибель.
Скользкое, предательское, горькое, изматывающее физически и психологически, парализующее внезапным страхом позорного разоблачения…
Счастье.
С недавних пор Голубка перестала задумываться, а возможно ли оно – другое? Как у Пеплогривки с Львиносветом. Спокойное, безмятежное, бесстрашное, законное.
Перестала, потому что знала: для нее – нет.
Предки выбрали для нее судьбу, нелегкую даже в любви.
Сама кошечка никогда не хотела ни быть обладательницей удивительного дара, который доставлял ей неприятности уже одним тем, что вызывал злобную зависть родной сестры, ни влюбляться в кота из чужого племени.
Она уважала Воинский Закон и никогда не хотела специально его нарушать. Мечтала быть обычной рядовой ученицей, к которой воители относятся так же, как к другим оруженосцам, ничем не выделяя, не ставя в пример, и, когда придет время, стать верной подругой своему соплеменнику.
Но так получилось, что Когтегрив оказался лучше всех грозовых котов, вместе взятых. Только рядом с ним сердце Голубички билось часто и гулко, и хотелось жить, - несмотря ни на что, дышать полной грудью.
Была ли их вина в том, что они выросли и были воспитаны по разные стороны племенной границы и при этом позволили симпатии друг к другу возобладать над долгом, над верностью? Конечно, была, пытаться отрицать этот факт равносильно еще одному преступлению.
По сути, все решалось довольно просто: Голубичка должна была сказать Когтегриву, что преданность племени превыше всего, что пора прекратить глупую, обреченную на провал игру в любовь – она не принесет им ничего, кроме боли и разочарования, примеров тому было множество.
Она должна была проявить силу воли. Но каждый раз с наслаждением поддавалась слабости: глядя в искрящиеся нежностью янтарные глаза, прерывисто шептала:
- Любимый…
И ощущала на кончике языка сладковатую, ни с чем не сравнимую горечь своего счастья.